бечу лучшие тексты про гречу
21.02.2017 в 22:33
Пишет luna.:Фик "Карнавал, хронотоп", Гречкин, РазумовскийURL записипро короткометражку МГ говорить ничего не хочу, но и зачем про нее говорить, если можно — про Гречкина)))
D. Oranus уже со всеми поделилась теорией про мажора из фильма!Гречкина, а потом, выслушав мой поток мыслей про Гречкина с подростковым крашем на Разумовского, попросила фичокпро куру и гречу.
на этот раз на текст ушло не 12 лет и даже не 8 месяцев))
Карнавал, хронотоп
Автор: luna.
Фандом: Майор Гром
Герои: Кирилл Гречкин/Сергей Разумовский (односторонний), ну и куда без сероволков
Рейтинг: PG-13 или и того меньше
Жанр: доместик драма. подростковая романтика. dunno.
Саммари: Гречкин и его подростковый краш, влюбленные страдания
Примечание: в комиксе, говорят, они ровесники, но если мажор из фильма это греча, то разуму явно нужно быть кхм постарше, так что в тексте хэдканон про 19-летнего Кирилла и ~25-26-летнего Разумовского (охренеть взрослый))))
1514 слов
Жизнь, считает Кирилл, достается красивым. Вот он, например, красивый — он смотрится в зеркало и поднимает воротник куртки на пробу: выглядит вроде не слишком глупо, зато отвлекает внимание от его длинной шеи, вин-вин.
Он потратил на сборы часа полтора: придирчиво подбирал штаны, выбирал между футболками и рубашками, пытаясь нащупать тот заветный кэжуал стайл, потом придирчиво вглядывался в цвета, чтобы подошло под куртку — в Питере весна, но по ночам неизменно промозгло. Думал, не намотать ли шарф, но шарфы ему не идут — Кирилл в них выглядит совсем по-пидорски, даже иногда пристают мужчины постарше.
Он не то чтобы против мужчин постарше.
Одного конкретного мужчины.
Но шарфы Сергею, в отличие от него, идут — ему вообще идет все, от дизайнерского шмота до, наверное, мешков из-под муки. Идут тупые футболки, которые то ли сам Разумовский своими гениальными руками регулярно откапывает в каком-то гиковском магазине, то ли ему их маниакально дарят фанаты. Идут дебильные разноцветные носки, которые вечно вызывающе торчат из-под чего-нибудь строго, черного — на заседании, на деловом обеде, на похоронах. Кирилл ему ужасно завидует — он-то проводит у зеркала томительные часы, стараясь хотя бы не ударить в грязь лицом, а Сергею достаточно надменно дернуть плечом, и все — вся улица его, весь конференц-зал, все шлюхи клуба, в котором они зависают этой ночью.
И укладка у Сергея классная — Кирилл как-то пробовал повторить, мучительно стесняясь перед самим собой и перед собой же объясняя необходимость эксперимента. Может, волосы у него были недостаточно длинные, может, у Разумовского где-то за пазухой притаился гениальный стилист, а может (что вероятнее), просто только Сергей был способен даже с такой прической все еще выглядеть серьезно.
И охуенно красиво.
Кирилл окинул свою тощую фигуру неодобрительным взглядом. По сравнению с Разумовским он выглядел нелепым подростком.
Впрочем, равняться с Разумовским ему не было нужды.
Достаточно было хорошо выглядеть рядом с ним.
На селфи, которые он иногда постил в инстаграм (старательно просчитывая небрежность жеста), они выглядели отлично. Не слишком наиграно, не слишком сладко.
Сергей эти кадры никогда не лайкал — Гречкин нетерпеливо высматривал его ник среди сотен собственных фолловеров, но редкие сердечки от Разумовского обычно предназначались размытым кадрам в клубах и однообразным фоткам кофейных стаканчиков с криво написанным именем. Кирилл иногда думал, что Сергей написал для инстаграма свой алгоритм — чтобы тот и лайки ставил самостоятельно, и не приходилось тратить время на такую ерунду.
Думать об этом было неприятно: сердце Кирилла предательски трепетало от каждого нотификейшна.
Они договорились встретиться у барной стойки — Кирилл сделал себе мысленную пометку не пить этим вечером, тогда, может, удалось бы подвезти Разумовского до дома, как иногда случалось. Чаще Разумовский обходился промышленными объемами кофе или вызывал такси, непринужденным взмахом руки останавливая все его торопливые предложения. «Мой юный друг, — начинал Сергей с улыбкой, и это стопорило мозг Гречкина намертво, одно только обращение звучало неприлично, но и улыбка у Разумовского обычно была какая-то особенно блядская, — вечер в самом разгаре, не нужно таких жертв!». Гречкин смотрел вслед назидательно покачивающимся бедрам, приоткрыв рот в запоздалом опровержении — трубочка коктейля прилипла к пересохшим от переживаний губам — а его новые (или старые) друзья, к этому моменту уже плотно занявшие его столик в надежде выпить за его счет, перекрикивали немногочисленные (похотливые, что поделать) мысли, шумно встречая услужливого официанта.
Сегодня Кириллу хотелось уйти вместе — не так соблазнительны были громкая музыка, назойливые друзья и дорогой алкоголь, как эти бедра. Наверное, в тесноте клуба можно было бы даже по-свойски притянуть Сергея к себе (а то потеряемся/я случайно/это не я!). Потом они бы сели в машину Кирилла, ну как Кирилла — отец подарил ее на совершеннолетие, и Кирилл мужественно выносил тот факт, что это значило, что его машине был уже целый год. Смирение с этим огорчительным возрастом проходило неровно — он разгонялся по ночному Питеру и резко тормозил, стирая шины, случайно врезался в фонарные столбы на резких поворотах, один раз чуть не задавил бросившуюся под колеса кошку — но успел затормозить, хоть это и стоило смятого багажника, в который вписалась преследовавшая Гречкина полицейская машина.
Сергей в салоне будет болтать — выпив шампанского (а сегодня они обязательно, обязательно будут пить шампанское!), он обожает болтать о своих успехах, а из Кирилла отличный слушатель: он может и сочувственно кивать в нужных местах, а может и вспомнить случаи из отцовой практики, прокурорские дела часто бывают кстати, когда ведешь с Разумовским смол-ток.
Кирилл знает, как Сергей выглядит на пассажирском месте: расслабленно полулежит, так непринужденно красуясь; взгляд то и дело съезжает на его одухотворенное (или, в тихие ночи, задумчивое) лицо, красивые пальцы замерли в нервном движении в разгар жаркого монолога (или постукивают по подбородку, когда он отрешенно смотрит в окно на пролетающие мимо смазанные подсвеченные дома и витрины). Бедра лениво разведены, и левое колено совсем рядом с коробкой передач, можно потянуться как бы непринужденно и — «Гречкин, смотри на дорогу, или ты смерти моей хочешь?».
Пиздец романтично.
Кончики пальцев покалывает от разочарования — колено было неприлично, неприлично близко. Как и решетка на набережной, которую он чуть не сбил в попытке вылететь прямиком в реку.
«Гречкин, мне иногда кажется, ты себе права в переходе купил,» — бормочет Сергей, но беззлобно, очень устало. Кирилл на подначки не отвечает, хотя вопрос какой-то дебильный — зачем тащиться в переход, отец просто принес ему удостоверение вместе с ключами от новенькой машины.
Если уж Сергею так важно, Кирилл может на него и не смотреть, пока они в пути. Он и так знает уже это лицо наизусть, всего его выражения, от дружелюбного удивления («это одно из моих любимых мест — не ожидал тебя тут встретить») (до бездонно-порочной усмешки в редких, но запоминающихся мокрых снах). Важно не то, как он едет — важно, что, когда они окажутся на месте, у Кирилла будет возможность потянуть Разумовского к себе за лацкан пиджака/воротник рубашки/рукав мягкого свитера и поцеловать, уверенно и нисколечко не сомневаясь, потому что ни он, ни Сергей в его машине никогда не пристегиваются — и поэтому движение будет плавным, а не глупо оборванным (как в первый раз, когда он забыл отстегнуть ремень, и Сергей, не разгадав его маневр, махнул рукой и растворился в ночи, хлопнув дверцей).
(Кириллу иногда кажется, что он мог бы писать неплохие любовные романы с такими поэтическими оборотами — по крайней мере, насколько он себе эти романы представляет: сам он их никогда не читал, только теперь хватает блогов и сайтов, где все эти пикантные цитаты собираются и тиражируются) (Хватает и групп во «Вместе», где сотни тысяч влюбленных в Разумовского юзеров делятся якобы уникальной инфой о том, чем он интересуется и чем занимает свой досуг — поэзия, однозначно, постмодернистская поэзия лидирует среди рандомного сборища тегов)
Кирилл достаточно начитан, чтобы поддержать беседу о школьной программе литературы, достаточно поднаторел в сведении электронщины, чтобы с видом знатока обсуждать музыку, и пару раз даже исключительно хорошо поспал на концертах в филармонии. Сергей, когда Гречкин делится с ним своим мнением по какому-нибудь разделу культурологии, смеется, но беззлобно — так, что хочется говорить глупости опять и опять. Он смеется нежно, ничуть не снисходительно, и тут же начинает объяснять: да нет же, совсем не так, ну ты же читал Бахтина, например? Нет? —
Конечно, он пробовал, сразу после первого упоминания залез в гугл и попытался осилить, и не позволил себе сдаться. Но все, что ему удалось понять — Бахтин явно писал не о чем-то абстрактном, а вполне конкретно про Кирилла. Вся личная жизнь Гречкина была диалог, карнавал и хронотоп. Разумовский смеялся и говорил, что он преувеличивает. Смеялся, как обычно, мягко, но пояснять в тот раз почему-то не стал. Кирилл и не спрашивал, заглядевшись на Сергея и пытаясь в нем раствориться. В ту ночь Сергей подмигнул ему, прежде чем исчезнуть.
Кирилл, проводив его остановившимся взглядом, хотел звонить в скорую и уточнять, как выглядит инфаркт.
Кирилл бросил последний взгляд в зеркало — если и не неотразим, то хотя бы заметно, что старался (да и Разумовскому нужно бы поумерить свои аппетиты, где он найдет кого-то себе под свою идеальную стать, интересно). Он сгреб ключи от машины и вышел из квартиры. Спускаясь в неторопливом лифте, Кирилл машинально заглянул в сообщения «Вместе» — оповещения сбоили, иногда новые не приходили вовремя, надо будет пожаловаться Сергею, тогда уже наутро разработчики наизнанку вывернутся, но починят.
Напротив сообщений была цифра «1», и Гречкин, ткнув на нее, мстительно подумал о незавидной доле кого-то ответственного из саппорта, но сообщение было от Сергея, и все мысли о персонале «Вместе» испарились.
«Кира, меня сегодня не ждите — друг из армии приехал»
Кирилл панически уставился на двери лифта, но те не спешили выдерживать его взгляд —разъехались, демонстрируя вылизанный подъезд.
«Так приезжайте вместе» — торопливо напечатал Гречкин, и ответ последовал, будто Разумовский не развлекал своего друга вежливыми разговорами, а сидел, уткнувшись в экран.
«Он не любит) домашний)»
Кирилл возмущенно уставился на смартфон в своей руке, как будто техника была главным виновником того, что какой-то тип приперся к Разумовскому налаживать свой домашний быт.
«Кира, не дуйся, вы даже не заметите моего отсутствия) хорошего вечера!»
Телефон улетел на заднее сиденье, а машина, едва успев завестись, рванула вперед. Кирилл скрипел зубами, выжимая газ, обогнал пару медлительных машин, проехал на красный, не заметив, и вырулил на набережную. Там в это время было посвободней, и можно было мчать, насколько хватало мощности.
Постепенно злость ушла, и осталась только неприятная, скребущая досада. Когда в голове немного прояснилось, Кирилл развернулся, чудом не врезавшись в грузовик, и поехал назад — клуб все еще был на другом берегу. По крайней мере, в хронотопе клуба у Гречкина всегда оставались назойливые друзья и дорогой алкоголь.
Настроение немного улучшилось. Может, у него еще получится внедрить все эти словечки в свою речь, отточив до небрежной непринужденности.
