А-а-а-а-а-а. А-а-а. «Ты же понимаешь, что я по этому никогда не буду писать?» «Нет, дальше русских комиксов я уже не зайду». «Кстати, я пишу кое-что, что тебе понравится. Я никогда раньше по этому фандому не писала». А-а-а-а-а началось уже на этой фразе и не закончилось до сих пор, потому что этот драббл — всё то, за что я Сову ещё и как автора очень-очень люблю. Спасибо :___:/
30.12.2017 в 22:59
Пишет
Совка-соплюшка:
новогодний подарок для D. Oranus. ни для кого бы никогда бы ни за что бы, но куда попрешь против магии.
Название: Туман
Фандом: Горгород
Автор: Совка-соплюшка
Бета: D. Oranus
Размер: драббл, 829 слов
Пейринг/Персонажи: Марк, ОМП
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: нецензурная лексика (1)
Примечание: 1) ОМП, конечно, Охра. 2) частично написано по идее из рурэп-треда, автор об этом не знал, когда погрузился в гуглдок, но автору потом пояснили. 3) там есть еле различимая отсылка к названию любимого фика, даже если никем не найдется, автору приятно об этом думать.
Клуб называется «Туман». Он работает вообще без перерывов и всегда наполнен дымом. Пространство неопределённого размера, где наверняка можно различить только пол и несколько лестниц на второй ярус, остальное — густой, непроглядный сизый цвет. В его лабиринтах можно найти что и кого угодно. Обдолбанных революционеров, влюбленных чиновников, уборщиц, моющих пол подолом юбки, кровать со свежим постельным бельем. Сюда приходят сдохнуть и выспаться, потеряться и найтись, когда больше некуда или, наоборот, никуда не хочется. Чтобы попасть внутрь, надо пройти фейс-контроль и отвалить туеву хучу бабла. Марк сделал так примерно неделю назад и теперь буквально живет здесь, изучая флору и фауну. В блокноте вместо слов — карта, условное воплощение местной географии.
читать далее до слова "Пиздец", приберечь сил на пару строк послеНа третий день он добрался до настоящей стены, запихнул между разъехавшимися кирпичами выпростанный из кроссовки шнурок и пошел против часовой стрелки, считая шаги. Перевалило за четыре тысячи. Он проскальзывал под лестницами, у которых каждая ступенька подсвечена тусклой лампочкой, мимо запертых и распахнутых дверей, перешагивал через хрустальные туфельки и кучи говна, огибал толпу дерущихся карликов, отдыхал в вольтеровском кресле у погасшего костра, пока не почувствовал под пальцами ткань. Яростно-белый шнурок от новеньких пижонских кроссовок. Круг замкнулся. Отдохнув, он направился по диагонали и прошел десять диаметров. Потом еще десяток и еще, конечные точки оставались неизменными — то, что попадалось между ними, не повторялось никогда. Он успевал напиться, накуриться и закинуться за одну такую ходку, поспорить о судьбах искусства и поспать — за другую. Ему попадались плачущие женщины, перепачканные кровью мужчины, лесные боги, свои и чужие книги, сам грезящий наяву Уильям Шекспир. Он мог поклясться, что видел Калигулу на коне, Диогена в бочке и мэра в окружении нахмуренных охранников, которые размахивали руками, пытаясь расчистить правителю поле зрения. У Марка уже была карта и бегающие по венам слова, от устного и письменного молчания их накопилось слишком много, вокабуляр лопнул, буквы попали в кровь. Сумбурные группы согласных еле протискивались сквозь сердце, угрожая разорвать его, гласные пропихивали их дальше, выводя на второй круг. Он уже собирался сбежать, как вдруг запнулся и упал. По ногам будто кошка боднула. Он в панике оглянулся и не увидел никого и ничего, кроме дыма. Но дым был другим. Марк уже замечал, что он меняется. Бывает удушливо горьким или тошнотворно сладким, или даже похожим на воздух — свежий, горный и разреженный. Но всегда — стоячим и спокойным. Этот новый дым двигался, назойливо петлял между ногами, оставлял почти настоящие скользящие прикосновения. Марк не понял, когда дым успел рассеяться, уловил только последний момент: вот он стоит посреди «Тумана», опутанный чем-то, а вот уже и нет ничего вокруг. Он решил задержаться.
Клуб никогда не прекращает работу. Врачи делают непрямой массаж сердца, клининговая служба вытравливает кровавое пятно, юноша и девушка спят, обнявшись, — всё прямо посреди зала. Играет музыка. Дым ползет по полу, несколько тонких щупалец вразнобой, переплетаясь и перекатываясь, стремятся к человеческим фигурам. Давят на грудную клетку, как будто пробивая ее насквозь, человек дергается, то ли в очередной, то ли в последний раз захватывая ртом побольше воздуха. Они ловят за руки, роняют ведра, растекаются сплошной пленкой, скрывая пятна. Они давят на челюсть, заставляя открыть рот, заползают внутрь. Девушка, закашлявшись, просыпается, парень остается лежать. Марк старается оторвать взгляд, напоминает себе, что у него есть воображение, что он запросто может представить, чем закончится каждая из этих сценок, а что на другом конце каждого щупальца, что ими управляет — не может. Он идет по следу, каждый раз из точки Б в точку А, преследуя начало, пока путь еще различим. Кажется, он теряет его, отвлекшись на пронесшиеся мимо синие огоньки. Они уже попадались ему, маячили на периферии зрения и сознания, но никогда раньше Марк не замечал, что за ними есть что-то еще. Человеческая фигура, долговязая, хаотически мотающаяся из стороны в сторону в ярости, ленности и агонии, увенчанная то ли шлемом Дарта Вейдера, то ли клыкастым кошачьим черепом. Внутри явно звучит какая-то своя музыка — понаблюдав пару минут, можно поймать ритм, мелодию, смену тональности, последнюю ноту перед крещендо. Возможно, это даже слова — реплики, подкрепленные скоростной жестикуляцией. Взмах руки, резкий разворот, полы черной толстовки запоздало повторяют движение, оборачиваясь вокруг пятнистого, татуированного торса. Бросок в сторону, будто реакция на оклик или смешок, пальцы подрагивают, заключая в кольцо шею мелкого, доебистого, злого и невидимого существа, и давят, давят, пока фаланги не соприкасаются. Во второй руке сигарета, красный огонек подлетает к синим клыкам, вспыхивает. Из-под черепа выходит струя серого дыма, уплотняется, тяжелеет, ложится на пол, заостряется на конце. За ней другая и третья. Обтеревшись друг о друга по-кошачьи, они поворачиваются в одну сторону, будто почувствовав что-то, и срываются с места, пробивая сизое полотно. Там за ним дерутся элитные проститутки, заправляется гором священник, а может быть, сам мэр прогоняет охрану, вытягивает ноги, развалившись в огромном кресле, и не знает, что охота на него уже началась. Кошачий череп смотрит точно на Марка. Размашистые движения распугали обычный местный дым, он разошелся в стороны и не может сомкнуться, чтобы дать им обоим шанс потеряться и притвориться галлюцинациями. Глаза в прорезях маски кажутся огромными и испуганными, будто произошло невозможное, будто их взгляд впервые столкнулся с чужим.
— Пиздец, — говорит Марк, последний согласный перебивает горло, будто цепляется за что-то внутри — или что-то, наоборот, рвётся внутрь, не давая произнести заклинание до конца.
URL записи